Бесконечно белое  - Пальмира Керлис

– Вы что, зачем ночевать в баре? Здесь диван неудобный, и вообще, – встрепенулся второй шанс судьбы и густо покраснел. – Можете у меня переночевать.

Ага, всем баром. Странное ощущение, когда выкают. Я молча пыталась выдавить слезу, прижимая стакан к груди. Не выдавливалась, зараза!

– У меня места много, – торопливо добавил Поняша. – Живу один в доме, целую комнату могу выделить.

– Неудобно…

– Неудобно – спать на потолке, – заявил он с таким знанием дела, будто неоднократно пробовал. – Поехали?

Я кивнула. Отлично! Апартаменты готовы, карета подана. Ночь пережду, а потом наступит завтра. Дар полностью восстановится, плющить перестанет – решу, что делать дальше.

На улице ветер трепал облысевшие деревья, лил противный осенний дождь. Бегущие к метро девицы с трудом удерживали в наманикюренных лапках вывернутые наизнанку зонты. Холод собачий… Поняша натянул воротник куртки до ушей и бодро потрусил вперед, позвякивая ключами и поминутно оглядываясь. На парковке скучали несколько машин, блестя мокрыми боками. Большой лобастый джип моргнул фарами и сыто заурчал. Неужели?.. Поняша промчался мимо и свернул в темный угол. Там, у самого забора стояло оно… Лупоглазое, бровки домиком, с намертво прикрученным к крыше багажником и боевой трещиной через лобовое стекло. У-у-у! Похоже, моя карета уже превратилась в тыкву. Нива, год выпуска спрашивать неприлично. Интересно, оно само ездит, или надо педали крутить? Я нырнула в пахнущий кожей и бензином салон, тряхнула намокшими волосами. Поняша плюхнулся рядом, лязгнул дверцей и сосредоточенно пристегнулся. Шлема ему не хватает, кожаного, с круглыми очками. Под зеркалом болталась традиционная химическая «елочка», из провала между сиденьями выглядывало пластиковое горлышко минералки. Я повозилась, устраиваясь поудобнее, и прикрыла глаза. Как там говорится? Пятнадцать минут позора, и мы дома? Неожиданно мягко загудел мотор, по ногам потянуло сухим теплом, машина легко тронулась с места. Быстро набранная скорость, стремительный поворот на шоссе. Глаза распахнулись сами собой. Оу… Под невзрачным капотом начинка с сюрпризом? Машина резала ливень, в лужах мелькали огни светофоров и фонарей. Лавирование в потоке, обгон, еще обгон. Плавно, под шелест колес, под льющийся из динамиков хриплый голос Армстронга, влево – вправо. Хеллоу, Долли… Нет, это не мастерство, это – высший пилотаж! Под стук тяжелых капель по крыше, под шум дворников, под вжиканье встречных машин. Влево – вправо, влево – вправо… Сам расслабленно откинулся, руки лениво руль покачивают, скользят по теплой коже. Влево – вправо… Легкий холодок по спине, сбитое дыхание. Поняша понимающе усмехнулся. Что?! Да при чем тут он? Это все скорость и… джаз! Я отвернулась к окну.

Уехали даже не за МКАД, а куда-то в дремучую область. Далековато в бар заскакивать… Полупустые размытые дороги, мелькающие ряды одноэтажных домов, чернеющие свежей пашней поля и полоса леса вдалеке. Ливень не утихал, часы на приборной панели отщелкали полночь. Свет фар мазнул по темной махине с резными ставнями, машина остановилась. Поняша добежал до ворот, распахнул их и нырнул обратно в машину, принеся с собой холодный воздух и запах дождя. Машина послушно тронулась и зарулила под навес у крытого крыльца, хозяин позвенел ключами и исчез в темноте за скрипнувшей дверью. Вспыхнул свет.

В доме пахло старым деревом, пищали половицы. В большой комнате у входа дранный кошачьими когтями диван, в одном углу стол с деревенскими лавками, в другом – комод с телевизором, видавшим лучшие времена. В простенке между окнами большое мутное зеркало, засиженное мухами. Рядом с печкой – кирпичной, с длинной трубой и чугунной дверцей – три двери. За одной виднелась в полумраке железная спинка кровати, две остальные были плотно прикрыты. М-да. Осталось еще найти радио и послушать сводку Совинформбюро. А что, в Лейкиных старых фильмах так и делают. Утром постучит в окно над диваном председатель колхоза и крикнет, что на ферму опаздываю. Я демонстративно закуталась в плащ.

– Сейчас печку растоплю, – спохватился Поняша.

Вытащил из черного печкиного нутра серую от пепла сковороду, накрытую перевернутой тарелкой, порыскал взглядом куда приткнуть, и сгрузил прямо на пол. Умело закидав дрова, сунул следом мятых старых газет и чиркнул спичкой. В печи весело затрещало, пахнуло дымом. Поняша шустро бегал по дому. Перед распахнутой дверцей печки появилось большое лоскутное одеяло, на нем тарелка с крупно нарезанным черным хлебом и пара вилок. Хозяин плюхнул в середину книгу с засаленной обложкой, пристроил сверху сковороду и торжественно снял тарелку. Картошечка! Жареная, золотистая, теплая…

– Будете?

Я помотала головой, в желудке протестующе булькнуло. Поняша метнулся обратно в коридор, погремел посудой и нарисовался с миской соленых огурчиков. Пупырчатых, крепких, с прилипшими веточками укропа.

– А так?

Так? Другое дело. Девушка отказалась, девушка передумала. Мы уплетали картошку за обе щеки прямо со сковородки, хрустели огурцами. Потрескивали дрова в печке, плясали языки пламени. Дождь барабанил по крыше, от печки тянуло наливающимся жаром, запотевшие окна плакали тяжелыми каплями…

– Интересные у тебя апартаменты, – протянула я, облизав вилку.

– Это дедушкин дом, – смущенно ответил Поняша. – Был…

И машина, видимо, тоже. Он задумчиво погонял последний кусок картошки по сковороде, забросил в рот. Проглотил, не жуя, и выдохнул:

– София, вы…

– Соня. – Я предупреждающе нахмурилась. Довольно с меня одного выканья!

Поняша озадаченно моргнул.

– Соня, – повторил по слогам. – Добавки хотите? Чаю? Воды горячей, переодеться? Или…

– Или! – перебила я. – Спать.

Сыто потянулась, поднялась с пледа и, спиной ощущая обескураженный взгляд, ушла в соседнюю комнату. Ту, которая с кроватью. Ну а что? Я в гостях, значит, ему – диван! Пусть сам с утра на ферму топает.

Из темного провала дохнуло холодом, где-то глухо стукнула форточка. Прикрыв дверь, я пошарила по стене, смахнула какую-то ерунду в рамочке и оцарапала ладонь о выступающий гвоздь. Выключателя не было. Видимо, Поняша тут с факелом ходит. Или лучину жжет… На ощупь разделась, стуча зубами, и забралась на мягко спружинившую кровать. Свернувшись калачиком, я натянула одеяло вместе с покрывалом на голову, повозилась, подгребая его со всех сторон, и блаженно уткнулась носом в подушку. Она была прохладная, пахла свежестью и немного дымом. Видела бы меня сейчас Лейка. Так и представляю, как она хмурит брови и строго спрашивает: «Соня, ты уверена, что белье чистое? Может, на нем дедушка умер!» Лейка… Попытка рассмотреть энергию стрельнула в виски болью, сегодняшний день настойчиво выкатывал счет. Нет, даже пробовать не стоит. С таким даром в Поток соваться – чистый мазохизм. Завтра, встретимся завтра. Я закрыла глаза и провалилась в бездну. Черную, бесконечную. Ни мыслей, ни образов – ничего. А потом эта уютная тьма дрогнула, хлынули яркие цвета. Выползли из замурованных тайников обрывки запретных воспоминаний, и пришел он. Тот самый сон…